Музыке капут. Интервью с Франсем де Ваардом
Freiband, Captain Black, Flow, Shifts, Post Destruction Music, Surge, Kapotte Muziek, Beequeen, Destroyed Music, Doc Wör Mirran, Goem, Information Aggression, Montage Op Lokatie, Pick-Up, Quest, THU20, The Tobacconists, Violet Shifts, Wander, Wasp King, Zèbra, Korm Plastics, Staalplaat, My Own Little Label...
Список лейблов, сольных и совместных проектов нидерландского авангардного композитора, импровизатора и музыканта можно продолжить и он займет целую страницу, не говоря о еженедельной рассылке обзоров Vital Weekly на диски, приходящих ему домой в Неймеген со всего мира. В 2008 году он приехал на гастроли в Россию вместе с Рулом Меелкопом и своим проектом Kapotte Muziek. Они выступили в нескольких городах, дали мастер-класс в “Термен-Центре”, из записи которого, также как и последовавшей за ним переписки по электронной почте родилась эта во многом неполная статья об одном из самых интересных музыкантов современной экспериментальной сцены. В основном это рассказ от лица Франса, изредка прерываемый диалогами.

Страдания юного де Ваарда
Франс де Ваард: Я занимаюсь музыкой уже на протяжении двадцати пяти лет. Многим кажется, что я занят работой круглые сутки и у меня нет времени на сон. На самом деле, я очень ленив. В молодости отец заставлял меня играть на пианино. Он был очень нетерпелив. Однажды он попросил меня сыграть простенькую песенку. Я засомневался, на что отец сказал: "При наличии таланта ты можешь легко разобраться, как сыграть эту мелодию на пианино, не получится – значит, музыка – это не твое". Из попытки ничего не вышло, и я решил научиться играть на гитаре. Мне купили акустическую гитару и ноты. Я открыл их, взял гитару в руки, но пальцы меня не слушались и упрямо не попадали куда нужно. У меня ничего не вышло. Я понял, что я никогда не буду играть рок. В конце концов, я подумал: "Прекрасно, я же не хочу быть рокером. Будучи рокером, надо ежедневно репетировать в мокром подвале одни и те же песни, потом где-то играть эти одни и те же песни". Мне, ленивому, это казалось пустой тратой времени.
Мои отец, Йооп де Ваард (Joop de Waard), тогда преклонялся перед классической музыкой. Он написал книгу о Дворжаке. Именно он назвал то, что я делаю “сломанной музыкой” (“kapotte muziek”). Так он называл и все, что я слушал - рок, диско, панк-рок.
У него был большой катушечник, на который он записывал классику. Каждые выходные он переписывал новые концерты для своей фонотеки. У меня был дешевый микрофон, я подключал к его катушечнику и записывал со скоростью 19 см/сек гитару и все, что мог найти под рукой, а потом проигрывал на очень медленной скорости – 4.7 см/сек. Так я начал заниматься музыкой. Мне это показалось легким делом – записываешь, потом медленно проигрываешь – и все звучит в три раза дольше.
Известный художник Виллем де Риддер (Willem de Ridder) вел известную в то время передачу поздно вечером на национальном радио, революционную для того времени – любой мог прислать музыку и он ставил ее в эфир. Я написал ему письмо о себе и приложил к нему кассету с пятиминутной записью – гитара, катушечник и микрофон. Когда мне было пятнадцать лет, мою музыку услышали все Нидерланды и я сделал шажок к постоянному написанию своей музыки, тогда еще на пленку. В то время я не мог позволить записать альбом и выпустить его на виниле, винил очень дорог, а компакт-дисков еще не было и в помине. Я записывал свои первые эксперименты на пленку, переписывал на кассету и делал небольшой кассетный тираж. То есть восемнадцатилетним я уже был в “шоу-бизнесе”.
Виллем де Риддер, художник, музыкант, режиссер, представитель движения Fluxus. В настоящее время передача де Риддера перекочевала в интернет. В 80-х годах он выпускал кассеты на своем лейбле Radio Art Foundation. С Эндрю МакКензи (Andrew McKenzie) из The Hafler Trio записал несколько альбомов и небольшую пластинку с Crawl Unit (проект Джо Колли (Joe Colley)).
Витамины К: Korm Plastics и Kapotte Muziek
Ф: В 1984 году я выпустил свою первую кассету. Я в то время активно переписывался с музыкантами из Нидерландов и из-за границы. Этой первой кассетой стал сборник популярного в то время индастриала. Я покупал кассеты и пленки у музыкантов, всем рассказывал о своем новом лейбле, и выпускал на сборниках накопившийся неизданный материал других музыкантов.
Так появился мой лейбл Korm Plastics. Мне всегда нравилось, что слово “korm” ничего не значит ни на одном из известных мне языков. Почти в то же время я поступил в педагогический колледж на учителя истории, географии и нидерландского языка. Правда, учебу не закончил. Одному моему одногруппнику стало любопытно, почему я торчу целыми днями в комнате с ксероксами, что-то все время копирую и покупаю чистые кассеты. Я рассказал ему о своем кассетном лейбле и он согласился купить один из релизов. Музыка ему понравилась. Этого парня звали Кристиан Нейс (Christian Nijs). Он жил в одном доме с другими студентами, игравшими на разных инструментах, во всяком случае они пытались научиться. Там были барабаны, клавишные, гитары, и когда никого не было дома, можно было на них поиграть. И Кристиан играл на них по-своему, неправильно. Играя на гитаре, он пропускал сигнал через всевозможные гитарные педали или через синтезатор. На выходе получалась очень мощная музыка. Он записывал свою возню с инструментами на кассеты, отдавал их мне, а я потом делал из них звуковые коллажи.
Так начался мой проект Kapotte Muziek. Еще я делал лупы с помощью кассет – раскрывал кассету, резал пленку, склеивал ее и засовывал обратно. Так я придумал дешевый и примитивный семплер. Я никогда не записывал ничего вместе с Кристианом. Да и его никогда не интересовал результат. Единственный раз мы сыграли концерт в кампусе для одной достаточно вежливой персоны, не решившейся за тридцать пять минут встать и уйти.
Минуло три года. Кристиан решил основательно научиться играть на гитаре. По вечерам он работал официантом в казино. Все закончилось тем, что я полностью потерял с ним связь. Я издал свой альбом “History Is What Was” с его семплами. Я созвонился с ним, поделился радостью о издании своего первого альбома. Он вяло отреагировал, сказал, что играет в рок-группе, собирает книги Алистера Кроули (Aleister Crowly). Три года назад один наш общий знакомый сказал: “Как хорошо, Франс, что ты до сих пор занимаешься музыкой и Kapotte Muziek до сих пор существует. Ты знаешь, что Нейс умер?” В январе 2002 года Нейс покончил жизнь самоубийством, его тело нашли спустя лишь пять месяцев. Он перебрал с алкоголем. Он жил в пяти минутах ходьбы от меня, но я не встречался с ним все эти годы. Потом я записал альбом в память о нем и использовал очень короткий семпл Нейса из раннего периода. Остальные звуки записаны недавно – звуки холодильника, огня, синтезатора. Я решил не делать слоистую композицию, все разбито на блоки – блок полевых записей, блок синтезатора EMS, записанный в Стокгольме. Я не могу разобрать, кем – мной или Нейсом – записаны эти звуки, помню только, что они из нашего самого раннего периода.
Итак, Нейс ушел из группы в 1987 году. Я продолжал поиск людей с помощью все расширяющейся сети распространения кассет. Сейчас, во времена электронной почты и MySpace, даже трудно представить, как люди находили друг друга. Ты покупал журнал об экспериментальной музыке, читал от корки до корки и принимал решение написать понравившимся тебе музыкантам, о которых ты только что прочел. Ежедневно я писал разным музыкантам, рассылал им кассеты, таким образом я познакомился со многими. Я думаю, сейчас все это стало намного проще.
Kapotte Muziek превратился в открытый проект, любой может прислать свои звуки и я сделаю из них микс на своем маленьком микшере и двух катушечниках.
Ярмарка меда: Beequeen
Ф: В 1989 году я познакомился с Фрееком Кинкелааром (Freek Kinkelaar). Он мне позвонил и сказал: “Ты хорошо разбираешься в экспериментальной музыке, знаком с The Legendary Pink Dots и английскими музыкантами, у тебя наверное есть список всех релизов, мне интересно на него взглянуть”. Я очень удивился, в то время экспериментальная музыка вообще никому не нравилась. В магазинах на меня смотрели как на чудака, когда я скупал и прослушивал кассеты с подобной музыкой. Я ставил в магазинах свою музыку, никто не хотел ее брать, все в один голос говорили, что никому не нужен этот бред. Но людям в разных странах, которые получали мои кассеты, нравилась моя музыка. Ко мне, послушав мои записи, пришел Фреек Кинкелаар – ему понравилось, ведь он занимался тем же самым, – и предложил сделать совместный проект.
Так начался Beequeen. Впервые я почуствовал себя участником группы. Мы ни с кем не общались, ненавидели тусоваться. Летом мы собирались каждый день у меня дома и писали музыку. Мы сидели вместе за одним столом, с небольшим синтезатором и катушечником.
В то время у меня было два проекта - Kapotte Muziek и Beequeen. Kapotte Muziek в девяностых мало отличался от себя в восьмидесятых за единственным исключением. Тогда мне везло на таких же музыкантов, как я, только они были старше меня и часто говорили мне: "Твоя музыка хорошая, но знаешь, Франс, все, чем ты занимаешься – это бред. Твои звуки отличные, но у тебя нет композиции. Почитай это, почитай то, послушай это. Это Пьер Анри (Pierre Henry), ты слышал о таком?” Этого критикана звали Йос Смолдерс (Jos Smolders). Он познакомил меня с другими людьми – Петером Деймелинксом (Peter Duimelinks), Жаком ван Бюсселом (Jac van Bussel), Гвидо Дусборгом (Guido Doesborg), Рулом Меелкопом (Roel Meelkop). Они были из группы THU20. Мы стали хорошими друзьями.
Мы подумали, почему бы не устроить себе праздник и не отправиться в Соединенные Штаты Америки сыграть несколько концертов. Все согласились, кроме Йоса – он был старше и женат. Сейчас ему около пятидесяти. Мы все еще были ленивыми и безработными студентами. И все, как один, потом сказали: “Нет, я не могу, у меня нет денег”. В результате остались только двое: Петер и я. Мы поняли, что Петер сам по себе не может быть THU20, а я не могу сам по себе быть Kapotte Muziek, но нам хотелось поиграть вместе. Мы решили записаться вместе, напаяли контактные микрофоны, собирали на улицах мусор, чтобы на нем играть, им могло быть все, что угодно – металл, камень, дерево, бумага. Мы не репетировали, не готовились. Получилось так, что вдвоем мы отыграли в Штатах семнадцать концертов как Kapotte Muziek, хотя думали взять другое название для нашего дуэта. Первые два концерта были несуразные, потом у нас появилась уверенность и мы пришли к такому рецепту: первые пятнадцать минут будут мягкими, почти эмбиентными, потом хаотичная часть и громкая часть, почти индастриал, который мы тогда все очень любили. Мы иногда находили интересные вещи в клубах, например, пианино, мы, куда возможно, прикрепляли контактные микрофоны и изображали из себя Джона Кейджа (John Cage).
Спустя несколько лет Петер предложил Рулу присоединится к нам, и мы стали трио, которое в таком виде существует до сих пор. Несколько лет назад мы отказались от использования названия Kapotte Muziek для того, что мы делаем в студии, и теперь оно используется только для обозначения живого, концертного трио. Лишь однажды я играл соло как Kapotte Muziek, но это не так интересно, когда играешь с другими. Когда мы играем как Kapotte Muziek, музыка совершенно свободна, мы используем все, что попадется под руку. Несколько лет назад Рул принес лаптоп на концерт, осведомился у нас о его уместности и мы ответили: “Да почему бы и нет?”.
ГУМ: Goem
Ф: Много лет назад Рул принес небольшой девайс на концерт, он был такой величины (показывает руками прибор примерно с голову), у меня нет его фотографии и я не знаю, куда он делся.
Рул Меелкоп: Я знаю, где он, он у меня в студии.
Франс де Ваард: Ага... Это маленькое устройство называлось Student Stimulator.
Курт Лидварт: И что оно стимулирует?
Ф: Студентов.
К: В каком смысле?
Р: Я нашел его в секонд-хенде всевозможных электронных устройств, большей частью там продавались разные детали и компоненты. Это устройство было сделано в исследовательском центре Медицинского Университета в Роттердаме. Оно было частью огромной электронной установки для исследования сна. Оно производит импульсы, может быть, еще и сигналы для управления другими приборами, я не уверен. На этой коробочке были три регулятора: скорости, интенсивности и длины. Я подумал соединить ее с микшером, послать на дилей… О, довольно интересный результат, это отличный инструмент!
Ф: Он купил ее для концертов Kapotte Muziek из-за ее звуков. Она не тяжелая, небольшая, но это просто коробка. В то время я работал дома с четырехдорожечником. Я записал пульс на одну дорожку, скопировал на другие, используя эффекты - делей, реверберацию или гейт. Потом я сводил в одну из всего этого, копировал на четвертую дорожку и используя шины четырехдорожечника и эффектов у меня получалось до шести дорожек. С помощью большого эхо можно было убрать низы и оставить только верхи.
И вот мы едим на машине на очередной концерт - Петер, Рул, я и моя бывшая супруга - я хвалюсь новым материалом, получившимся после экспериментов с этим девайсом, и спрашиваю: “Хотите послушать?”. Они сразу: “Нет, конечно, не хотим! Ну, если очень хочешь, поставь”. Они сразу пожалели об этом и закричали: “Выключи ее немедленно! Она действует на нервы! Это черт-те что!”. Через пару дней от Рула получил факс - это было еще до электронной почты - мне кажется, он ее называл тикающей музыкой, - он писал, почему бы тебе не пропускать сигнал твоего четырехдорожечника через синтезатор. Потом мы два дня проработали на такой манер с Рулом и у нас был готов CD с новым материалом.
И так родился проект Goem. Мне понравилось название, оно одновременно короткое, запоминающиеся, почти бессмысленное, достаточно абстрактное и неплохо смотрится. И вот наконец я нахожусь в стране, где я могу сказать "гум" и люди понимают, о чем я. В других странах, как в той же Германии, например, название этого нашего проекта произносят как “гоэм” или еще хуже.
Классический Goem - это минималистический ритм, слоистая композиция, в определенный момент вступает синтезатор. Сразу после того, как у нас вышел диск, нас пригласили отыграть концерт в Барселоне. Мы пригласили Петера Деймилинкса присоединиться к нам. Правда мы очень нервничали - это был наш первый большой концерт перед большой аудиторией, опыт удался и потом мы годами играли “гумовский” материал.
Р: Я стоял больше за микшером. У нас был кассетный четырехдорожечник, проигрывавший пленку, два синтезатора, которые управлялись выходом на наушники из четырехдорожечника. Через каждые три-четыре трека мы все менялись ролями.
Ф: Потом мы стали добавлять в микс лупы, семплы из диско, мы экспериментировали с разными звуками. Наша музыка была линейной, репетитивной, постепенно нарастающей; один процесс заканчивается – вступает другой. В этом наш звук отличался от техно, в котором обязательно присутствуют сбивки. Этот проект прожил до 2002 года, мы все уже наизусть знали, что мы могли в нем сделать. И мы думали в то время: "Вот мы постоянно выступаем, нам уже за тридцать, мы выпускаем пластинки, играем одно и то же... Что дальше?"
Наша работа вживую не отличалась от работы в студии. Мы записывали всю свою работу, то есть мы собирались вместе и начинали работать, у нас накопились горы CD-R, мы писали множество версий треков и ремиксов, которые нас просили сделать. И мы дошли до точки - мы все любим повторение, но не столько же времени! - когда решили взять паузу.
Дома в Неймегене в своей маленькой студии я стал записывать композиции Goem в мультитрек. Этот материал вышел как Goem в 2004 году, но он был сольный. И Рул тоже записал сольный диск как Goem. Звук этих альбомов совершенно разный. В них содержится дух старого Goem, но оба идут каждый в своем направлении, в том, куда я или Рул считал нужным развивать саунд. Я до сих пор сольно играю как Goem и мне это очень нравится, это такое же увлечение на всю жизнь как индастриал.
Офшор: Audio.nl
Ф: Этот лейбл основали мы втроем - Рул, Петер и я. Мы не хотели платить налоги от продажи своих пластинок, поэтому мы основали некоммерческий фонд для реализации своих проектов или для выпуска пластинок, в который вложили все свои доходы.
Р: Состав Goem не всегда был полный и, кстати, самый спорный – это семидюймовки Goem, вышедшие на Audio.nl
Ф: Первой была пластинка проекта Motor из России. Какой-то русский прислал демо в Staalplaat. Его сразу выкинули в мусор. Я случайно обнаружил его там, поставил в машине и был в восторге. Вот пусть это будет нашим первым релизом на нашем лейбле, о котором мы уже столько говорили, что надо его сделать. Первые две пластинки были Motor и нашего Goem.
Сталелитейное производство: Staalplaat
Ф: Почему-то многие думают, что я основал Staalplaat. Это неправда. Staalplaat существует с 1982 года, его основали трое молодых людей в Амстердаме, торговавшие подержанным винилом в сквоте. Им нужна была какая-то работа на лето. Как только они открыли магазин, стали приходить люди со своими кассетами: “Вот у нас кассеты, это наша музыка, возьмите на продажу”. Я тоже пришел с тем же предложением. Потом двое из них ушли, остался один - Геерт-Ян Хобейн (Geert-Jan Hobijn) с магазином и со всеми этими кассетами и он решил: “Ладно, надо продать эти кассеты. Открываю магазин. Назову его Staalplaat.” На самом деле, Staaltape, в самом начале издавались только кассеты. Название и местонахождение – простое совпадение, магазин успел уже несколько раз переехать c Палейсстраат на Йоденбреестраат и потом уже на свое место на Стаалкаде (Стальная Набережная). Магазин был довольно оживленным местом, проходным двором, в нем всегда была толкучка. К этому времени я уже заканчивал учебу в университете (на самом деле на этом и заканчивается жизнь), где я изучал историю. Я искал работу, мне хотелось быть профессиональным музыкантом, работать на профессиональном лейбле. Я позвонил Хобейну, он сказал: “Откуда ты взял, что я профессионал? Как я могу стать профессионалом?” Через пару дней он мне перезвонил и сказал: “Знаешь, Франс, я подумал, Staalplaat как магазин и лейбл уже достаточно большой, чтобы позволить себе нанять тебя. Ты станешь нашим первым сотрудником по найму.” В 1984 году я стал вести все дела лейбла, фактически в этот год стали выходить первые релизы на кассетах. Геерт-Ян отвечал за музыку и дизайн. Я занимался бухгалтерией, почтовой доставкой, правовой работой, закупал пластинки для дистрибуции и магазина. И много лет люди думали, что Staalplaat был моим. Геерт-Ян находился в тени, его не было видно, он не ассоциировался у людей с лейблом. Потом он начал заниматься своим проектом Staalplaat Soundsystem, группой, ставшей известной только в последнее время. Но мне никогда не нравился Амстердам. Я уехал в Гаагу, потом переехал в Неймеген, какое-то время мотался между городами, пробуя жить то в одном, то во втором, то в третьем. Обосновался в Неймегене и ездил из дома в Staalplaat на работу три часа. Шесть лет назад я ушел из Staalplaat, эта работа отнимала много времени, сил и нервов. Геерт-Ян уже десять лет проживает в Берлине, ему в то время нравилось работать удаленно. В итоге в 2004 году вся организация переехала в Берлин поближе к Геерт-Яну, что случилось бы рано или поздно.
Staalplaat быстро приобрел репутацию влиятельного лейбла на экспериментальной сцене. Для многих он стал собственно проводником в мир экспериментальной музыки. Лейбл открыл и издавал музыкантов, музыка которых стала классикой: Muslimgauze, Nocturnal Emissions, O Yuki Conjugate, Zoviet France, Rapoon, People Like Us, The Hafler Trio, Le Syndicat, Autopsia, Illusion Of Safety, Deutsch Nepal и многие другие. У лейбла было несколько подлейблов - Container, ERS, Microwave Recordings, God Factory, Hond In De Goot, Mort Aux Vaches, Open Circuit и лейбл-партнер в Портленде, США, Soleilmoon Recordings, издающий почти тех же музыкантов.
Гудковая симфония: Brombron
Ф: Brombron - это серия дисков, которую я сам продюсирую: выбираю музыкантов и прошу их вместе записаться. Я приглашаю их в Неймеген, они останавливаются в моем гостевом доме недалеко от студии. Они выступают в галерее, где я являюсь свободным куратором. Они могут целый день работать в студии и реализовывать любой проект, который они хотят. На нидерландском языке “brom” значит “гудение, жужжание”, “bron” - “источник, родник”. Название придумал не я – люди, имеющие отношение к проекту, составили большой список, я выбрал три из них и в результате мы все потом выбрали “brombron” как самый популярный.
Предсказание будущего
Ф: Я никогда не думаю о будущем. О прошлом я тоже не думаю. Я принимаю мир таким, каким он мне является. Я довольствуюсь только необходимым. С Kapotte Muziek мы пользуемся только множеством мелких объектов и контактными микрофонами. Это то, что мне и вправду нравится. И это то, на что я не способен один. Когда я пишу музыку – всегда подхожу к решению возникающих музыкальных проблем и вызовов с практической точки зрения. Что я хочу сделать? Как я могу это сделать? Сейчас для меня компьютер и MIDI-контроллеры решают все мои задачи. Играя с другими музыкантами, я могу уйти от использования лаптопа к контактным микрофонам или синтезатору, но это не всегда возможно. Поэтому приходится адаптироваться. Я помню времена, когда впервые стал замечать лаптопы на концертах и думал тогда про себя: “О, черт, откуда я возьму на это деньги?! Они стоят 5000 гульденов!” Сейчас они стали дешевле и доступнее, в том числе для меня. В восьмидесятых мы нанимали фургон и заполняли его кассетными деками, катушечниками, синтезаторами, усилителями, микшерами и тому подобным – сейчас это даже невозможно представить себе. Пять часов в Германию в Кельн из Амстердама, чтобы завтра утром обратно!
Я не знаю, что будет завтра. Я живу настоящим, а что будет потом – посмотрим. Это проще всего, но это лучше всего. Я так думаю.
О презренном
Ф: Как правило я не получаю никаких субсидий от правительства. Я думаю, что так даже лучше. Мне нравится быть независимым и делать все самому: я должен продавать диски, гастролировать, снимать фильмы, быть нянькой своим детям. Может быть в следующем году у меня будет другая работа. Это дает мне возможность быть независимым – я не должен быть частью звукозаписывающей компании, государственной культурной системы. Так, мы опять говорим о деньгах?
Во время мастер-класса возник небольшой спор с одним из участников, начавшийся с того, как выжить начинающему музыканту в наше время, стоит ли издавать диски, когда можно издавать бесплатно музыку на интернет-лейблах. На что Франс остроумно парировал: интернет-лейблы - это все равно, что сделать копию Пикассо на ксероксе, повесить себе на стену и всем говорить, что это оригинал Пикассо.