Расскажи о своих ранних детских воспоминаниях, связанных с музыкой.
Я помню, что меня всегда очень интересовала музыка, с раннего детства. Самые ранние воспоминания начинаются, когда мне было девять лет. Однажды, когда я только стал слушать взахлеб The Beatles, родители привезли из Европы альбом «Autobahn» Kraftwerk. Мне он тогда совсем не понравился, хотя, я думаю, он подсознательно стимулировал мое дальнейшее неугомонное увлечение новой волной в ранние восьмидесятые и подтолкнул меня в сторону электронной музыки.

У тебя есть музыкальное образование?
Еще достаточно маленьким я играл на барабанах, а с пятнадцати лет года два брал уроки игры на рояле, но потом понял, что академическое музыкальное образование не для меня.

Кто повлиял на тебя музыкально и эстетически?
Всех их не перечислишь в интервью, список получится длинный. Сначала я много слушал такие группы, как New Order, и пластинки Factory Records, этот лейбл стал лекалом, прообразом по которому я его в конце концов основал 12k. В 1986 году я познакомился с музыкой Брайана Ино (Brian Eno), очень сильно на меня повлиял его альбом «Thursday Afternoon», он оказал формирующее влияние на мой вкус, которое я чувствую даже сегодня.

Какое у тебя самого понимание идеи органической музыки?
Для меня органическая музыка – это музыка, в которой есть место случайности. Я провожу прямую аналогию между тем, как существует природа, и как должна создаваться музыка. С одной стороны, природа статична, одинакова и медленна, с другой стороны, она постоянно меняется, иногда значительно и быстро, но чаще почти неуловимо. Мне нравится писать музыку, похожую на поведение природы, мягко изменяющуюся и вбирающую в себя случайные артефакты звука.

Я думаю, что термин «органическая музыка» излишен. Достаточно внимательнее вслушаться и понимаешь, что это современный вид хорошо знакомой электроакустики. Может быть «органическая музыка» отличается от электроакустики другим подходом в обработке звуков или в композиции?
Да, я думаю, есть разница между «органическим» и «акустическим», для меня «органическое» подразумевает композиционную технику, а «акустическое» – источник звука.

Какой был твой первый инструмент?
Самым первым была блокфлейта. Мне тогда было семь, потом барабаны, и в 1985 году у меня появился первый синтезатор Juno-106.

Откуда у тебя появился интерес к электронной музыке?
Ранняя музыка новой волны вдохновила меня на продажу своей барабанной установки. Я хотел быть человеком-оркестром как Говард Джонс (Howard Jones). Чем больше я ее слушал, тем больше понимал бесконечный потенциал саунд-дизайна – наличие стольких возможностей в руках одного человека.

Теперь ты стал уклоняться от ярлыка «электронный музыкант». Ты стал включать в свою музыку больше элементов, ранее казавшихся для тебя невозможными. Что стало причиной, заставившей тебя перестать глазеть в одну музыкальную точку и увидеть остальные?
Я думаю, это довольно естественное развитие и желание постоянно искать новые источники звукового вдохновения. Мой альбом «Occur» стал важным для меня в том плане, что он был моей самой органической работой, построенной из случайностей и трудноуловимого настроения. В то же время он был сильно электронным и цифровым. Он заставил меня думать в терминах органической композиции, и в скором времени я приобрел себе Kyma – хардверно-софтверную систему для саунд-дизайна, в которой значительно усовершенствовался процессинг живых инструментов, благодаря ей я начал играть с обработкой инструментов в реальном времени и использовать свой голос. 

В последние несколько лет после переезда за город я все больше проникаюсь звуками природы и акустических инструментов. Мне очень нравится их несовершенство.

Расскажи историю лейбла 12k.
12k появился, когда я вконец разочаровался в американских лейблах и всей этой сцене, и захотел создать небольшой «музыкантский» лейбл, у которого на первом месте была бы эстетика, а не доллары. Я несколько лет проработал на лейбле Instinct Records, много хорошего осталось у меня в памяти от того времени, и все же они научили меня, как нельзя управлять лейблом. Я хотел, чтобы 12k был небольшим и скромным лейблом, небольшим на всю жизнь. Так что 12k заполнил собой образовавшуюся нишу для подобного лейбла. Сегодня, кажется, у каждого музыканта есть свой лейбл, в то время такого не было.

Название появилось, когда я искал очень простое и запоминающееся имя для лейбла. Такое, чтобы отлично смотрелось на печати, и одинаково круто звучало. Я хотел, чтобы оно было абстрактным, почти бессмысленным, и вневременным. Когда я и мой друг Саввас Исатис (Savvas Ysatis) как группа Arc записали альбом для KK Records, мы назвали его «12k», потому что так получилось, что все MIDI-файлы секвенсора были по 12 килобайт. Я думаю, причина была в ограничении минимального размера файлов на жестком диске компьютера того времени (альбом они писали в 1996 году. – К.Л.), который зависел от емкости жесткого диска. Это имя мне понравилось и как-то запало надолго в душу, и Саввас разрешил мне использовать его для названия лейбла.

Какие у тебя планы на будущее твоих лейблов term. и Happy?
Когда я основал term., это было ответом на начало эры свободно распространяемой музыки в Интернете, еще задолго до появления «интернет-лейблов». Сейчас term. все еще существует, но уже не так активно как раньше, все потому, что у меня появилось негативное отношение к бесплатной музыке в сети. Бесплатное в наши дни значит украденное или существующее в пиратских сетях, что сильно вредит лейблам, подобным 12k. От бесплатного распространения музыки у меня появилось чувство вины перед музыкантами, которые тяжело работают над своей музыкой, так что я думаю ввести систему денежного пожертвования, чтобы слушатели могли перевести определенную сумму артистам, чья музыка им понравилась.

Что касается Happy, то да, я его закрыл без особого шума... Если быть точнее, он незаметно слился с 12k. Изначально Happy был нужен для издания живой музыки, близкой к инди-року, но все оказалось не так... И я не был уверен, что мне хотелось заниматься еще третьим электронным лейблом. Так что когда встал вопрос, издавать альбом «Drape» проекта Moskitoo на Happy или на 12k, я решил, что его издание на 12k изменит и расширит эстетический спектр лейбла. Теперь на нем выходят альбомы таких групп, как Amplifier Machine или Pillowdiver, несколько лет назад казавшиеся не к месту на 12k. Этой осенью я выпущу диск японского дуэта Small Color, как раз хорошо вписывающегося в саунд Happy. На самом деле он во многом не электронный, там много вокала, у него песенная структура. Это замечательный релиз для 12k, к которому все почему-то еще относятся как к «электронному» лейблу.

Жизнь за городом повлияла на тебя?
Когда я жил в Бруклине, я писал очень минималистическую музыку, сражаясь с шумной и беспорядочной жизнью города. И я подумал: а что, если я перееду за город, буду писать шумную и громкую музыку, борясь со спокойной и тихой жизнью в лесу? Оказалось, что отнюдь... Моя музыка стала нежнее, органичнее и более акустической после переезда.

Ты как-то сказал, что больше всего ты работаешь с идеями спокойствия и безвременности. Я заметил, еще ты любишь слова «туманный», «неясный», когда говоришь о своей музыке. Почему?
Мне нравится создавать музыку, витающую, блуждающую над разными поверхностями. Например, мне нравятся мелодии, но только слегка подразумеваемые, неявные, или до такой степени мягкие, что они, едва касаясь, скользят по поверхности. Это можно сделать легкими, спокойными звуками, или как я их называю, туманными, вьющимися звуками, они как бы свободно блуждают и заполняют пространство тишины. Как я уже сказал, мне нравится писать музыку постоянно меняющуюся и подвижную, но всегда очень тихо и почти незаметно, музыку трудно определимую в терминах ритма и размера. Отсюда взялась моя концепция туманности. Да, концептуально мне нравится создавать спокойствие и новые способы переживания времени и пространства мягким и нежным использованием звука.

«Для меня не важно звучать новаторски или стремится сделать что-то, что никто до меня не делал. Я больше склонен делать музыку, происходящую из меня естественно и честно». Я думаю, это твое недавнее высказывание демонстрирует огромную перемену в твоем отношении к созданию музыки, после времени страстного придумывания тобой новых названий для своих саундов (работавшего скорее больше на рынок и решавшего маркетинговые задачи), теперь ты идешь навстречу простым, но эффективным формам.
Я думаю, что невозможно больше верить в то, что еще может быть что-то «новое». Всё - гибрид чего-то еще, и на все это влияло еще что-то. Мир стал так мал и связан воедино, чтобы оставалось место чему-то «новому». Возможно где-то еще остались племена посреди ничто, без единого контакта с другими цивилизациями или современными технологиями... Я считаю, это единственные люди, способные на создание чего-то нового, но все равно они будут укоренены в традиции.

Я уже перестал пытаться категоризировать свою музыку, и в последнее время я колеблюсь – называть ли свою музыку «электронной». Мне стало трудно объяснять кому-то, кто только что познакомился с моим творчеством, что же я делаю!

Какими бы стилями ты ни занимался, твоя музыка всегда остается минималистичной. У тебя нет желания уйти от минимализма? Сделать что-то громоздкое, почти симфоническое по звучанию, как, например, альбом «Radioland» Стефана Матье (Stephan Mathieu)?
Мне иногда очень трудно использовать слово «минимализм», потому что я смотрю на него с разных точек зрения. Некоторые определяют «минимализм» как использование пространства, тишины. Некоторые определяют минимализм как отсутствие декора или лишней мишуры – вот это именно мое понимание сущности минимализма. Иногда минимализм проявляется в саунде, иногда он заложен в композиции, иногда и там, и там. Может потому что я постоянно слегка меняю свои интересы, я не могу сказать, что буду делать через десять лет, у меня даже нет желания гадать. Впрочем, могу сказать, что я не думаю, что исследовал все закоулки «минимализма», все-таки у меня осталось желание изведать его до конца. В ближайшее время, в каком-то смысле, минимализм все еще будет играть ключевую роль в моей музыке.

Давай вернемся к истории. Твои первые диски вышли в 1993 году. Чем ты занимался потом до основания своего лейбла?
Это длинная история... Эти первые релизы вышли сразу, когда я окончил колледж, где я все время ничем другим, кроме музыки, не занимался. Я почти совсем не помню, о чем шла речь на занятиях, кроме фотографии, моего основного предмета. Я наткнулся на владельца Instinct Records в музыкальном магазине, у нас завязался разговор, и все закончилось тем, что я всучил ему свое демо для компиляции «Chill Out». Они взяли мой трек, и это стало началом пути. Вскоре они взяли меня на работу арт-директором, и Instinct стал моим домом на следующие четыре года. У меня было с ними множество музыкальных контрактов, и я делал всю дизайнерскую работу для лейбла. Я познакомился со многими отличными музыкантами, работал с ними и ездил на гастроли, – да, это было хорошее время.

Тогда же ты был еще и арт-директором лейбла Caipirinha...
Да, при этом я оставался арт-директором лейбла Instinct, но, когда музыка стала отнимать у меня много времени, пришлось работать дома фрилансером на полную ставку. В это же время я начал работать на лейбл Caipirinha, в основном я был их дизайнером-фрилансером с полной занятостью. Я накопил огромный опыт,  обитая в мире дизайна и видя закулисную сторону жизни лейблов, – все это мне потом пригодилось, когда я основал 12k.

Какие железо и программы ты используешь для саунд-дизайна?
Железо сильно меняется, но я пришел к выводу, что мне не нравятся софтовые инструменты, особенно синтезаторы в виде плагинов. Хотя у меня много отличных софтсинтов, например MOTU MX-4, VirSyn Сube, Native Instruments Absynth и другие, но сейчас я редко ими пользуюсь.  Единственный софтовый инструмент, купленный относительно недавно, - это Camel Audio Alchemy, он заметно интереснее прочих из моего арсенала. Часто программные инструменты отличаются замечательным звуком, но все равно они подталкивают меня купить их железный аналог. Например, какое-то время я пользовался софтверной версией синтезатора Hartmann Neuron. Мне он очень нравился, но им было почти невозможно пользоваться, я думал, что настоящий железный будет намного лучше и легче в обращении. В результате я нашел продавца, отдавшего его мне за разумную цену, и продал потом свою софтверную версию этого синтезатора. Так же я поступал с некоторой своей техникой для мастеринга. Я долго пользовался демо-версией плагинов для мастеринга Waves API, которые я в конце концов себе приобрел, но на этом я не остановился и докупил себе потом еще железа для мастеринга. Я пишу музыку в Digital Performer, я им пользуюсь еще со времен, когда цифровое аудио было не так распространено, еще с версии 1.42 (это 1990 год). Так что я знаю эту программу как свои пять пальцев. Я большой фанат серии Clavia Nord Modular, она представляет из себя гибрид железа и софта. Сейчас у меня G2 из этой серии, я им очень много пользуюсь. Многие мои звуки, около 75%, синтезированы в Roland Jupiter-8 и Oberheim Xpander, а в последнее время еще в Hartmann Neuron и Access Virus TI. Я очень люблю железо, и у меня наметилась тенденция к его постоянному и всеcтороннему использованию, на мой взгляд они могут сильно воодушевлять и пользоваться ими легче и быстрее. Я также пытаюсь выбирать синтезаторы, заметно отличающиеся друг от друга, чтобы они выполняли разные цели, то же касается и процессоров эффектов. Еще я пользуюсь плагинами компании SoundToys, они задействованы практически в каждом моем треке. Некоторые из них моделируют старые эффекты Eventide. Я был ими так очарован, что пошел и купил себе Eventide H3000, звук которого красивее, теплее и непредсказуемее, чем у плагинов.

Какие железо и софт ты используешь для мастеринга?
Сейчас я мастерю на 85% на железе, и у этого много плюсов. Мне нравится, когда в конце долгой мастеринг-сессии ручки на технике нагрелись, и ты можешь реально «ощутить» результат своего труда. Я до сих пор пользуюсь цифровыми средствами для корректирующего и хирургического эквалайзинга, так же как и для mid-side процессинга, но из железа я использую пару компрессоров – Manley Vari-Mu и API 2500, три разных эквалайзера – API 5500, A-Design HM2EQ Hammer и один собранный специально для меня из разных деталей консолей шестидесятых годов, звук которого просто потрясающий. Конечно, сигнал, прошедший через все эти волшебные аналоговые девайсы, должен обработаться качественными ЦА- и АЦ-конверторами, и эту роль у меня выполняет Crane Song HEDD.

Другими инструментами ты пользуешься? Есть любимые?
Я много использую акустическую гитару, хотя я не умею хорошо играть. У меня прекрасный Martin со звукоснимателем. Я учусь играть как можно лучше, но в основном она мне нужна как тоновый генератор. У меня еще есть пара других гитар, коробка маленьких инструментов, перкуссия, блокфлейты, ксилофоны и другие. Один из любимых инструментов – педальная стальная гитара, но, я думаю, я никогда не смогу на ней толково играть.

У тебя есть излюбленные приемы саунд-дизайна и обработки звуков?
Как таковых у меня их нет, но, если я не использую акустический звуковой источник, мой саунд-дизайн почти всегда основан на синусоидальных волнах, не из-за их холодного звучания, а потому что они самые чистые и их можно совмещать с другими звуками по-разному с одинаково отличным результатом. Я всегда начинаю программирование Virus или Neuron с синусоид. Многие мои звуки достаточно простые, богатства звучания я достигаю их комбинированием. Я бы сказал, что такие синтезаторы, как Neuron, Virus или G2, способны генерировать очень сложные и подвижные звуки – мне это только на руку. Также система саунд-дизайна Kyma присутствует во всем, что я делаю. С ней я могу делать вещи, невозможные с другими инструментами, я могу обращаться со звуком совершенно по-новому и тем самым по-другому его воспринимать.

Как ты познакомился с Ричардом Шартье?
Ричард вышел на меня через нашего общего друга Носеи Саката (Nosei Sakta). Мы очень быстро сошлись во взглядах и решили работать вместе. Он написал альбом «Series» и хотел издать его на 12k. Но в то время мне казалось, что он не подходил для 12k, поэтому мы основали новый лейбл, издающий композиции в подобной эстетике. Так появился LINE, прекрасно себя чувствующий по сей день. Мы основали LINE сразу после знакомства, но наш совместный альбом «Spec.» вышел еще до основания LINE.

Какими проектами ты сейчас занимаешься?
Скоро выйдет моя совместная со Стефаном Матье работа «Transcriptions» на лейбле Spekk, основанная на обработке старых пластинок на 78 оборотов. Еще будут мои ремиксы на Isan и пара коллабораций. Позже в этом году я начну работу над своим сольником, это будет продолжение альбома «Northern», который выйдет на 12k в начале следующего года. Он станет очень важным альбомом для меня.

Что выйдет вскоре на 12k?
В этом году будут альбомы Томаша Беднарчыка (Tomasz Bednarczyk) из Польши, японского дуэта Small Color, новый диск японцев Minamo, и скорее всего, этого достаточно. Этот план – уже большая работа, и я начал думать о 2010 годе.

У меня нет никаких планов о том, куда будет развиваться саунд лейбла. Это произойдет органично.